Охота на невесту - Страница 72

– Ну ш-што… Ты х-хотел говорить? Говори…

Слова вырывались из горла Корбина со звуком, напоминающим шипение разъяренной змеи. И вот тогда Приму в первый раз за последние годы стало страшно.

– Отпусти… – полузадушено прохрипел он. – Убьёшь невиновного а потом на могилке рыдать будешь… – Прим пытался шутить даже в таком плачевном состоянии.

Пальцы на его горле сжались чуть сильнее, от чего душа Прима мгновенно ушла в пятки, но потом внезапно разжались. Жесткий толчок отправил Прима в то самое кресло, из которого его минуту назад так бесцеремонно выдернули. Корбин по-прежнему нависал над ним, но чувствовалось, что он уже взял себя в руки, загнал бешенство вглубь сознания. И Прим понял, что жить он будет, во всяком случае, пока – Корбин, когда проходил первый, неконтролируемый приступ ярости, становился адекватен. И никакая злость не мешала ему слушать, слышать, анализировать и понимать. То есть потом, может, и убьет, но вначале обязательно выслушает, и никакие расстроенные чувства ему ни в том, ни в другом не помешают. А еще он понял, какой глупостью было пытаться бить морду боевому магу.

– Ну, говори… – рыкнул Корбин, сверху вниз глядя на того, кого еще недавно считал другом.

– Сядь. Мы не вчера знакомы. Совсем ты, наёмник, одичал в своей берлоге. А я в своей лаборатории. И мы с тобой – два идиота.

– А кто второй? – нахально поинтересовался граф, всё же сев на край кресла и не спуская все еще злых глаз с Прима.

– Я, – очень лаконичный ответ, чёрт подери! – А первый – ты. Это ведь ты первый решил по описи жениться. А потом передумал. Передумал ведь? Так. Значит, формально, Джуня не твоя невеста. И даже в категорию твоих "баб" никак не попадает. Моя совесть чиста.

– Какая она тебе Джуня, кобель великовозрастный? – ворчливо отозвался Корбин. Он уже остыл и сам понимал, что причин набрасываться на Прима с обвинениями, если рассуждать логически, у него не было. А его собственные эмоции были его собственными эмоциями, и отвечать за них придётся ему одному. Только самому себе признаваться в этом почему-то не хотелось.

– Я ОЧЕНЬ хорошо к ней отношусь. Отцу она как дочь. Ты же знаешь, как он всегда хотел дочь, а рожали ему только сыновей. И кроме меня – ни одного с даром. Так вот, взвесив все за и против, я пришёл к выводу, что нас связывает очень многое и она могла бы стать мне прекрасной женой и матерью моих детей, но… Ты представляешь, она меня отшила!

– Отшила? – недоверчиво переспросил граф. – Не очень то похоже на правду, исходя из того, что я успел услышать.

– Ты бы остался тогда и дослушал всё до конца…

– До конца? Ну, давай, рассказывай. Так и быть, поверю на слово – все равно записать разговор ты не догадался.

Выслушав почти дословный пересказ разговора Прима со своей несостоявшейся невестой, Корбин молчал не меньше минуты, переваривая услышанное. Не найдя логических нестыковок, он зло фыркнул, а затем выдал свой неутешительный вердикт:

– Сопля зелёная, крестьянка неотёсанная, а туда же, такими женихами разбрасывается. Графья ей не подходят, учёных не надо… Любовь ей подавай…

– При чём тут возраст? Она во всём права! Мы с тобой оба хотели наследников и оба не принимали в расчёт чувства тех, с кем нам придётся провести долгие годы под одной крышей. Не станет ли такая продуманная и логически выверенная семейная жизнь общей клеткой для двух чужих друг для друга людей? Кстати, о моих чувствах… Я люблю её… как сестру. И тебе придётся с этим считаться, когда захочешь её ещё раз обозвать, – голос Прима, и без того хриплый после Корбиновской хватки, обрёл угрожающие нотки.

– Чёрт с тобой, брат… Не обижу, не боись. Я, конечно, сволочь, но не настолько, – Корбин сидел ссутулившись и избегал смотреть в глаза другу. – Выпьем?

– Давай, – заулыбался Прим. – А то ты мне проставу задолжал, а у меня всё в книжечке записано…

Час спустя два великовозрастных драчуна сидели у стола и пили. Точнее, они сидели у обломков стола – ножки его не выдержали веса Корбина и просто отломились. Корбин, впрочем, не переживал – со сноровкой, выдающей немалый опыт в обустройстве походного быта, он расположил треснувшую, но не развалившуюся окончательно столешницу на двух поставленных рядом табуретах. Сверху на нее граф водрузил бутылку мутного крестьянского самогона, крепкого и ядреного, хлеб, сало, лук, чеснок, соленые огурцы, заморский фрукт-лимон, еще что-то, что нашлось в стоящем тут же огромном холодильном шкафу, температура в котором поддерживалась с помощью примитивной бытовой магии. Увы, более тонкая закуска, равно как и вино, были безвозвратно утеряны во время драки, но особых изысков, в принципе, никому и не хотелось. Двум мужикам, как это часто бывает, хотелось одного – нажраться, и им это удалось.

– Т-ты меня прости, – заплетающимся голосом неизвестно в который раз говорил Корбин. – Я ж-же не знал… Я в-ведь и вп-прямь с-собственник. Н-ну, не х-хотел я т-тебя так…

– Ыгы…

Прим, глядя на красное то ли от жары, то ли от самогонки, то ли от раскаяния лицо Корбина, отвечал ему в том же ключе. Нет, он мог бы пить не пьянея. И Корбин мог – заклинания, в принципе, несложные… Но они хотели напиться – и напились, как свиньи. Или как сдавшие экзамены студенты.

– Г-говоришь, стажир-роваться Хочет?

– У-угу…

– Б-будет ей с-стажир-ровка…

– Н-не надо…

– По-очему?

– Науч-чишь на свою г-голову – т-тебя ж-же пот-том и шандар-рахнет…

– А дав-вай я ей катану под-дарю? Настоящую. Н-не то бар-рахло, что она с соб-бой таскает. Чес-слово, у м-меня в коллекции ес-сть…

– Вот кат-тан-ной и ш-шандарахнет…